К книге

Маленькая метла. Страница 2

Нэнси, дочка миссис Бэнкс, снимала белье с веревки. Это была высокая, крепко сбитая девушка с пухлыми красными руками и блестящими карими глазами. Она улыбнулась Мери поверх кучи наволочек, которые держала в руках, и поздоровалась с ней мягким, как у всех жителей Шропшира, голосом.

— Можно, я помогу снимать белье? — спро сила Мери, поднимая две выпавшие прищепки и засовывая их к остальным, в карман передника Нэнси.

Нэнси улыбнулась.

Почти все уже высохло,— сказала она певучим голосом.— Сейчас мы с мамой гладим.

Она вытащила подпорку из-под веревки, чтобы легче было до нее дотянуться, сняла две последние простыни и засунула прищепки в карман в тот самый момент, когда из прачечной раздался пронзительный голос ее матери.

Нэнси! А ну, неси сюда эти простыни!

Иду, ма! — отозвалась Нэнси, и еще раз улыбнувшись Мери, исчезла в дверях прачечной.

Если бы Мери не решила специально поискать Зеведея, садовника, она бы ни за что не заметила его, потому что, как все хорошие садовники, он казался просто частью пейзажа. В поношенной куртке и бесформенной старой шляпе, в штанах, перевязанных под коленями бечевкой, он был похож на странный предмет из глины, забытый в сушилке; под полями ужасной старой шляпы виднелись скулы цвета красной глины, старые худые руки были все в шишках, и на них выступали узловатые вены, переплетенные, как желтые веревки, которыми он подвязывал хризантемы.

Чем он и занимался, когда Мери наконец его нашла.

Уже почти совсем осеннее солнце выглядывало из-за серых облаков и золотило деревья и опавшую листву, шуршащую под ногами у Мери. У высокой кипарисовой изгороди склонили бронзовые, медные и золотистые головки хризантемы, и от них, от земли с опавшими листьями и от полоски ярких настурций, примостившихся у их корней, веяло грустным, но прекрасным запахом осени.

Зеведей, на минуту прервав работу, уставился на нее сквозь цветы старческими, но все еще блестящими, как у малиновки, глазками. Растрепанные головки хризантем кивали, когда он обвязывал веревкой стебли. Он наклонился и исчез за цветами. Мери остановилась на краю лужайки и нерешительно проговорила:

— Можно я помогу их подвязывать?

Хризантемы снова закачались, и к ней подкатился моток веревки.

Она подняла его и нерешительно шагнула вперед. Ужасная старая шляпа Зеведея неожиданно показалась несколькими клумбами дальше, за огромными алыми далиями; он стоял спиной к Мери, и его руки деловито шуршали чем-то в листве.

Мери снова взглянула на моток веревки, решила, что это и есть приглашение помочь, пробралась мимо маргариток и крупной, пылающей алым цветом далии и оказалась у ряда хризантем.

Она принялась медленно, старательно привязывать веревку к подпоркам, затем оборачивать ее вокруг стеблей, стараясь не повредить листья. Старый Зеведей снова исчез, но словно его добрая старая знакомая, с кипарисовой изгороди слетела малиновка и уселась на стебель далии, посматривая на Мери такими же блестящими старческими глазками.

Луч солнца медленно полз по разноцветным полоскам цветов и жухлых листьев. Плющ, вьющийся по стенам Усадьбы, был похож на дорогой шелковый занавес, а высокие трубы, ловящие последние летние солнечные лучи, сверкали на фоне свинцово-темного неба.

Внезапно Мери, слишком сильно затянув веревку, сломала стебель хризантемы.

Это был высокий цветок, может быть, даже самый высокий и прекрасный, и треск ломающегося стебля разнесся эхом далеко вокруг. Огромная янтарно-золотистая головка цветка печально повисла, и теряя лепестки, упала на землю.

Мери замерла в отчаянье.

Внезапно, столь же внезапно, как перед тем исчез, старый Зеведей появился рядом с ней, с отвращением и гневом обозревая жалкие остатки своего лучшего цветка.

— Я уже должен был усвоить,— с горечью произнес он, и голос его, как и он сам, оказался таким подходящим к саду, высоким, скрипучим, но странно музыкальным, словно ветер, свистящий на крыше.— Я уже должен был усвоить. Дети и собаки — это не для сада. Ну, ты и постаралась.

— Простите,— печально пробормотала Мери, протянула ему остаток веревки и в безутешной скорби повернулась, чтобы уйти.

Прямо пред ней оказался разрыв в кипарисовой изгороди и плетеная калитка, выводящая из сада на лесную тропинку. Туда она и направилась, без всякой цели, и пока шла сквозь тенистый подлесок, бесшумно ступая по сырому ковру коричневых и желтых листьев, одиночество давило на нее все сильнее и сильнее. Молоденький дубок протягивал над дорожкой пригоршни желудей, последние бледные листочки дрожали на нем, готовясь упасть. В развилке букового корня, как в чашке, блестела черная вода, в которой плавал пух семян чертополоха. Наверху, как карнизы крыши, торчали оранжевые веера больших древесных наростов, а белые поганки теснились в сырых уголках среди мха, грязи и прелых ветвей.

Все было мокрым и гнилым, как положено в начале осени.

Мери остановилась, и молчание умирающего леса тяжело повисло вокруг. В этом безмолвии стук желудя, выпавшего из своей шляпки на мох, заставил ее подпрыгнуть.

Внезапно посередине тропинки очутился черный кот, чистенький, спокойный и грациозный, словно танцор.

Он был совершенно черный, от ушей до кончика хвоста, лапки у него были черные, усики черные, и аристократические брови стояли дыбом над зелеными глазами.

Он встал посреди тропинки и посмотрел на Мери. Потом открыл рот и высказался, про демонстрировав при этом розовый треугольник язычка и белоснежные зубы.

«Похоже, он говорит что-то весьма обыкновенное,— подумала Мери.— "Как поживаете?" или "Не правда ли, прекрасная погода?"» — Но кот определенно ожидал ответа, и потому она произнесла:

— Как поживаете? Меня зовут Мери Смит. А вас?

Кот не отвечал. Конечно, он был занят более важным делом. Он повернулся к Мери спиной, вежливо задрал хвост и направился по тропинке дальше в лес. Он поступил так не для того, чтобы избавиться от нее, наоборот, он приглашал ее следовать за ним.

Мери, счастливая, что нашла компанию там, где меньше всего этого ожидала, пошла за ним, даже не пытаясь его погладить. Он точно знал, куда идет, и поскольку он был занят важным делом, обращаться с .ним, как с обыкновенной кошкой, значило нанести ему оскорбление.-

Тут, наконец, кот свернул с тропинки, проскользнул под низкими ветвями кустарника и вспрыгнул на упавший ствол дуба. Он балансировал на нем, глядя, как Мери с большим трудом продирается сквозь кусты.

Она добралась до веток дуба. Кот не двигался и спокойно ждал.

И Мери вскрикнула от изумления и восторга. За кустами, в тайном уголке, в убежище из бурелома росли цветы, каких она никогда раньше не видала.

Листья, собранные в тугие розетки, были необычайного голубовато-зеленого цвета, все в пятнышках, как лягушки, а над ними на плотных стеблях висели цветы, соцветия грациозных лиловых колокольчиков, внутри посверкивающих серебром, с пестиками, как длинные язычки золотистого пламени, высовывающимися из ярких венчиков.

Мери оперлась коленом о поваленный ствол и уставилась на цветы. Рядом с ней, покачивая черным хвостом и глядя на нее зелеными глазами, устроился маленький черный кот.

Глава II ЧТО ТАКОЕ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ...

Маленький кот, как всегда величественный, шел за Мери по пятам всю дорогу домой, а она несла в руке странный лиловый цветок, который нашла в лесу.

В дом она вошла через черный ход. Дверь прачечной была заперта, а это наверняка означало, что миссис Бэнкс и Нэнси вернулись в деревню. Но старый Зеведей был в кладовой. Он сидел на ларе, зажав между колен старое, облупленное ведро, в котором он энергично мешал палкой густое, дымящееся варево. На нем была все та же ужасная шляпа.

Он взглянул на Мери из-под полей шляпы. Мери, памятуя о сломанной хризантеме, немного нервно" подошла к нему и протянула лиловый цветок.

— Простите, вы не знаете, что это такое? — спросила она нерешительно.— Я нашла это в лесу. Я раньше никогда таких не видела.